«Драматическая поэтика Инал-Ипа»

Его творчество вписывается в постгероический контекст искусства второй половины XX века, так драматично перекликающийся с актуальной реальностью. Это абстрактное, но более чем реалистическое, мужское, но надличностное, человеческое, но философское искусство. Если представить себе культурное соседство, где один художественный мир корреспондирует с другим, не менее значимым, то вместе эти миры являют поколения, и если не стили, то направления, вне национальных границ и рамок двух-трех десятилетий. Здесь, безусловно, в нашем воображении встают герои американского экспрессионизма, причем не всех его представителей, а избранных, таких как Роберт Раушенберг, и его коллажно-ассамбляжный подход, замешивающий в единую картину или инсталляцию и газетные вырезки, и предметы обихода, и, главное, общее ощущение наступающего со всех сторон, концентрированного социума. В этой же череде, разумеется, чувственный мир полотен Марка Ротко, балансирующий на грани крика цвет, вырванный из реальности и звучащий сам по себе, доводящий до исступления как автора, так и вдумчивого зрителя. И тут же, внезапно и без пояснений, пронзительный образ Владимира Высоцкого в роли Гамлета на сцене Театра на Таганке, в сценографии Давида Боровского, художника спектакля, создавшего еще одного «героя» шекспировской пьесы: Занавес, рок, гуляющий по сцене, пугающий и неотвратимый. Это и проза Платонова, его рассказ «Земля», это и «Ностальгия» Андрея Тарковского… Здесь же, исследование живописи длинной почти в целый век и глубокое погружение в холст Герхарда Рихтера. И поэтика великих архитектурных перформансов с тканью Кристо и Жанны Клод, работающих не просто широкими, но глобальными «мазками»-высказываниями, охватывающими целые здания и мосты, таким образом будто бинтующие израненное время. 

Неизбежно вспоминаются художники нонконформизма, и одним из первых – Оскар Рабин, казалось бы, не заходивший на территорию монументальной живописи, но создавший пластический язык, укорененный в болезненной реальности, но рождающий надперсональный философский дискурс.  Вспоминается и выразительное, также «мужское», минималистичное, суровое и драматически насыщенное творчество Рогинского, чье наследие сегодня активнейшим образом обсуждается, а «Красная дверь» является своего рода символом застоя и потребности выхода.